Федор Полушкин
Пространство ремонта
… Начну с того, что позволяет мне говорить о ремонте как о пространстве — труде Анри Лефевра «Производство пространства». Возьмём улицу и наложим на неё любой минимальный ремонт, например, починку подземных коммуникаций через люк. В починке участвуют рабочие Н и С. Н открывает люк и забирается внутрь, тогда как С стоит снаружи. По Лефевру, уже это минимальное действие произвело пространство, поскольку изменило отношение субъекта и объекта: пешеход, уткнувшийся в телефон по дороге от метро, не пройдёт по закрытому люку как по части тротуара, а вынужден будет, наткнувшись на С, обойти препятствие, чтобы продолжить свой маршрут.
При этом новорождённое пространство уже активно взаимодействует с городом по всем трём пунктам лефевровской триады: пространственная практика — репрезентация пространства — пространство репрезентации.
С одной стороны, ремонт спонтанен и непрограммируем, так как Н и С на время становятся королями клочка земли, апроприируют его и используют в соответствии с удобным им сценарием. Сложно себе представить более свободные отношения с городским пространством, чем у рабочего.
С другой стороны, ремонт в городе редко проходит без регламента вовсе, всегда существует указание и общепринятая норма его выполнения, причём часто эта норма не несёт в себе никакого смысла, а лишь создаёт иллюзию упорядоченности этого действия: например, покраска газовых труб в России в жёлтый цвет.
Наконец, ремонт имеет свои минимальные символы, по которым человек считывает его и интерпретирует: люк на тротуаре открыт, а над ним нависает рабочий С. Интересно, что ремонт внедряется в существующее положение вещей, исправляя недостатки «модернистского» пространства, которое Лефевр попутно критикует в начале трактата: дробность наряду с однородностью модернистской периферии индивидуализируется ремонтным вернакуляром, который при этом существует в единой символической риторике, объединяющей город сетью своих интервенций. Таким образом, ремонт становится одним из ярких проявлений городских противоречий, в которых Лефевр видит спасение от гомогенизации.
<…>
Наиболее часто встречались закрашенные граффити. Этот случай — один из самых парадоксальных во всём явлении. Дело в том, что материально ремонт здесь является той же поломкой, которую исправляет — краской на стене. Однако важно то, что ремонтируется в первую очередь порядок, а не внешний облик здания. Фактически такой ремонт становится наглядным судебным приговором нарушению установленных правил. В таком случае работает и обратный механизм — если граффити не замазали, значит, общественный порядок сломан или не нуждается в починке. Так ремонт и его отсутствие маркируют территорию: незакрашенные граффити на разваливающейся шахте говорят о статусе постройки.
Однако в то время как социальный порядок восстанавливается валиком маляра, порядок архитектурный все же изменяется, и ремонт моментально становится поломкой — и круг замыкается.
При этом новорождённое пространство уже активно взаимодействует с городом по всем трём пунктам лефевровской триады: пространственная практика — репрезентация пространства — пространство репрезентации.
С одной стороны, ремонт спонтанен и непрограммируем, так как Н и С на время становятся королями клочка земли, апроприируют его и используют в соответствии с удобным им сценарием. Сложно себе представить более свободные отношения с городским пространством, чем у рабочего.
С другой стороны, ремонт в городе редко проходит без регламента вовсе, всегда существует указание и общепринятая норма его выполнения, причём часто эта норма не несёт в себе никакого смысла, а лишь создаёт иллюзию упорядоченности этого действия: например, покраска газовых труб в России в жёлтый цвет.
Наконец, ремонт имеет свои минимальные символы, по которым человек считывает его и интерпретирует: люк на тротуаре открыт, а над ним нависает рабочий С. Интересно, что ремонт внедряется в существующее положение вещей, исправляя недостатки «модернистского» пространства, которое Лефевр попутно критикует в начале трактата: дробность наряду с однородностью модернистской периферии индивидуализируется ремонтным вернакуляром, который при этом существует в единой символической риторике, объединяющей город сетью своих интервенций. Таким образом, ремонт становится одним из ярких проявлений городских противоречий, в которых Лефевр видит спасение от гомогенизации.
<…>
Наиболее часто встречались закрашенные граффити. Этот случай — один из самых парадоксальных во всём явлении. Дело в том, что материально ремонт здесь является той же поломкой, которую исправляет — краской на стене. Однако важно то, что ремонтируется в первую очередь порядок, а не внешний облик здания. Фактически такой ремонт становится наглядным судебным приговором нарушению установленных правил. В таком случае работает и обратный механизм — если граффити не замазали, значит, общественный порядок сломан или не нуждается в починке. Так ремонт и его отсутствие маркируют территорию: незакрашенные граффити на разваливающейся шахте говорят о статусе постройки.
Однако в то время как социальный порядок восстанавливается валиком маляра, порядок архитектурный все же изменяется, и ремонт моментально становится поломкой — и круг замыкается.